Лингвистический фактор в коррекционно-педагогической деятельности
Дети, растущие в обстоятельствах сенсорного голода (слепота глухота, социальная депривация, состоящая в лишении эмоциональных контактов), имеют задержку психического развития.

Ощущения являются информационным материалом, из которых создается образ реальности; посредством ощущений происходит восприятие окружающего мира. Их принято классифицировать по органам чувств: зрение, слух, вкус, осязание (кожно-мышечные ощущения), обоняние. Разрушение органа чувств делает невозможным ощущение. Недоразвитие органов слуха или зрения лишает ребенка важнейших источников информации, что обусловливает его отставание в психическом плане.

Каждое такое недоразвитие неизбежно будет определять свои пороги чувствительности. Отсутствие специального обучения в таких случаях приводит, как правило, к нарушению интеллектуального и эмоционального развития ребенка. При всех обстоятельствах сенсорного голода нарушается формирование предметных представлений, ассоциаций и мышления в целом, что, в свою очередь, затрудняет, а иногда и делает невозможным коммуникацию и адаптацию в современных социальных условиях.

Мышление – умственное поведение, целью которого является решение какой-либо проблемы, необходимой для эффективного поведения. Мышление является главной составляющей в функции ориентировки в структуре поведения.
Особенности нашего мышления определяются особенностями нашего языка. Лингвист Уорф утверждает, что восприятие мира преломляется в сознании человека в зависимости от его речевой практики. По его наблюдениям, «система языка не является просто инструментом, в котором воплощаются наши идеи; язык сам участвует в формировании наших идей, в создании программ и планов человеческой активности, в анализе впечатлений, в их объединении… мы рассекаем природу по тем основным направлениям, которые даны в языке; мы выделяем из нашего опыта те категории, которые заложены в системе языка…» [1, 212].

Речь исполняет определенные функции как в общении, так и в мышлении. Основными функциями речи являются:
а) управление поведением другого (побуждение к действию или к какому-либо определенному переживанию);
б) управление умственным поведением самого себя или другого, чтобы он понял высказываемое;
в) речь может выступать как средство выражения вовне состояния говорящего, экспрессии (в этом случае выражение чувств представляет собой косвенное управление поведением других).

Слова и внутренняя речь организуют работу мысли. Когда человек размышляет, он осуществляет не внутреннюю речь, а переживает соответствующую мысль, закодированную в этой речи. Иметь мысль – не более как уметь ее закодировать в высказывании и в речи для себя или для другого словами.

Практическая реализация языка в виде речи предполагает адресанта (говорящего) и адресата (слушающего). Первый имеет определенные мотивы что-то говорить, а второй – понимать. В тех случаях, когда говорящий и слушающий – одно и то же лицо, речь выступает как средство организации мышления. Здесь происходит коммуникация с самим собой.
Если рассматривать речевую коммуникацию с субъектно-объектных позиций, то возникает проблема понимания. Адресант идет от мотива и содержания мысли о свойствах вещей к построению высказывания, а адресат же, наоборот, на основе восприятия моделирует в уме мотивы и качества, которые имел в виду говорящий. Здесь можно выделить два направления движения понимания: от мотива к высказыванию и от высказывания к мотиву. Глубина и правильность понимания зависят от степени подобия такого моделирования. Понимание, таким образом, происходит в результате умственного умения воспроизводить мотив говорящего в последовательности произнесенных им слов. Способ, которым происходит понимание, зависит от способа построения высказывания.

Предметная соотнесенность слова и частое его употребление приводит к обобщениям; таким образом, слова облегчают выработку абстракции. Когда мы говорим, необходимо, чтобы нас правильно понимали другие, а для этого нужно не только соблюдать правила языка и синтаксиса, но и точно определять понятия. В связи с этой необходимостью появляются особые умственные операции, которые напрямую не связаны с предметным миром, а имеют целью установление умственного порядка: классификация, сравнение, анализ, синтез, определение, – в котором субъект имеет дело с умственными продуктами. Таким образом, следствием речевого поведения является развитие мышления; синтаксические структуры, повторяясь в высказываниях, постепенно вырабатывают логические правила умственного поведения.
Методы кодирования пространственных отношений представлены в синтаксических структурах. Наиболее простыми формами логических отношений являются пространственные структуры. Употребление предлогов над, под, к, от и т.д. приводят к образованию правил кодирования понятий о действии, включенном в определенные пространственные отношения.

Временные отношения легко кодируются в языке и оказывают влияние на наше представление о времени. Сочетания «после того как», «перед тем как» вводят слушающего во временной контекст. При этом языком нам навязывается представление о течении времени в одном направлении и невозможности конверсии будущего в прошлое. На самом деле эта конверсия имеет место каждый раз, когда мы предвидим будущее. Сущность будущего определяется прошлым опытом успехов или неудач, удовольствий или неприятностей. Точно так же в контексте ожидаемого будущего человек воспринимает и свое прошлое.

Причинно-следственные отношения также кодируются в языке. Осознание тема-рематической организации предложений, а также подчинительные союзы условия, причины и следствия («поэтому», «из-за того что», «вследствие того, что», «если…, то…») способствуют формированию логических причинно-следственных отношений. Человек к ним привыкает вследствие постоянного словоупотребления. Нарушение привычек неприятно, и поэтому отклонение от этих отношений создает чувство дискомфорта, неудобства. Человек, наблюдающий значимое для него явление и неспособный вместить его в реальные причинно-следственные отношения, начинает отыскивать причины этого явления и потом успокаивается. Это мышление психологи называют защитной рационализацией.

Логические привычки находят свое выражение в так называемых незаконченных высказываниях, которые психологи часто используют как тест. Например, «Выглянув в окно, он увидел, что выпал…». Ясно, что при этом ожидается следующее слово «снег», так как о дожде не говорят, что он «выпал». Здесь нет логических отношений, так как выбор слова обусловлен опытом и привычкой словоупотребления и опытом восприятия ситуации за окном.
Одной из функций мышления является осмысление и разрешение проблем в уме прежде их разрешения в жизни. Проблема или задача состоит в том, что существует желание, цель, а способ достижения этой цели неизвестен. Ориентировка и мышление направлены на осмысление ситуации и желательного результата активности.

Проблемная ситуация имеет следующую структуру:
а) существует интерес человека, его потребность, желание достичь некоторой цели, связанной с определенного рода удовлетворениями, обусловленными особенностями личности: успех, престиж, самоутверждение или что-либо иное;
б) обстоятельства, в которых могут быть или не быть средства для достижения целей;
в) неизвестны те методы, программы поведения или действий, которые могут привести к цели;
г) неизвестны средства или недостаточны ресурсы, необходимые для достижения цели;
д) для достижения цели недостает ориентировки, человек не обладает определенными знаниями, умениями и навыками.

Виды проблемных ситуаций можно определять с учетом тех потребностей, которые способствуют возникновению проблемы и перечисленных выше комбинаций затруднений, возникающих в стремлении к удовлетворению этих потребностей. Если проблема активизируется познавательным интересом, то она может рассматриваться как познавательная. Если проблемы возникают в связи с удовлетворением потребности быть признанным или связаны с достижением успеха, то они могут называться проблемами, связанными с престижем, успехом. В соответствии с этим мы можем говорить о познавательном мышлении, мышлении успеха, мышлении престижа, с помощью которых разрешаются перечисленные проблемы.

Началом решения задачи является затруднение, дискомфорт, вызванный тем, что нет способов или условий достижения цели. Ситуация или сам человек должны измениться так, чтобы достижение цели стало возможным. Затруднение стимулирует ориентировочное поведение, которое может быть как манипулятивным, так и умственным.
Результатом ориентировки должен быть анализ условий (определение ключевых объектов ситуации), выработка предполагаемого плана достижения цели, обеспечение исполнения плана ресурсами и информацией, выработка критериев правильности исполнения плана по промежуточным и итоговым результатам. Это требует внимания и создания некоторого целостного внутреннего поля мышления, в пределах которого совершаются все умственные операции, что предполагает установление точного отношения между условиями, планом и конечным результатом, сдерживание привычно возникающих операций, которые заведомо не эффективны, сличение результатов с условиями и целью. Поэтому обучение мышлению всегда является обучением решению проблем.

Однако у человека могут быть внутренние проблемы, связанные с определенными переживаниями. Если он испытывает обиду, вину или стыд, то его мысль должна быть направлена на устранение причины, вызывающей эти эмоции, и уменьшение страдания от переживания их. Мысли об обидчике как о плохом человеке, недостойном дружбы, принижают его качества и облегчают переживания от обиды. Стыд за какой-то поступок уменьшается от мыслей о том, что многие совершают подобные поступки. В данных случаях целью умственного поведения является уменьшение страдания, вызванного переживаниями эмоций.

Если задача состоит в том, чтобы усилить переживание удовольствия и радости, эта проблема также может решаться за счет мышления. Когда кто-то характеризует личность своего друга в превосходных словах, то явно прослеживается цель его мышления, направленная на увеличение наслаждения от наличия такого друга. Некто хвастает, рассказывая, как он решил трудную задачу, и преувеличение трудности этой задачи имеет своей целью повышение удовольствия и самооценки.

У человека любое предвидение результата дела представляется в виде словесного описания, которое предшествует действию, поэтому важно знать строение слова.
В слове выделяют две составные части:
а) предметную соотнесенность, то есть обозначение словом какого-либо предмета, и
б) значение слова, которое помогает анализировать обозначенный предмет, выступает как средство абстракции и обобщения.

В каждом слове есть абстракция и обобщение. Например, слово «приготовленный» имеет корень -готовл-, который указывает на обобщенное действие. В слове закодировано действие, то есть способность предмета к качественному изменению: приставка при- обозначает завершенность этого действия (прибить, примирить); кроме этого, суффикс -ник- указывает еще на пространственные отношения (земляника, предбанник).

Слово, таким образом, представляет собою некоторые коды значений, которые в словоупотреблении облегчают анализ функций, связанных с обозначением предметов. Психолог А. Лурия указывает, что человек, «овладевая словом, автоматически усваивает систему связей и отношений, в которых стоит данный предмет и которые сложились в многовековой истории человечества» [2, 301]. К этому следует добавить, что человек, пользуясь словами, при этом овладевает некоторыми элементами умственного абстрагирования и анализа объектов, а также способами манипулирования предметами.

Использование слов и понятий связано с понятиями объективной и субъективной модальности, то есть с вероятностной оценкой соотнесенности их с конкретными ситуациями. В зависимости от опыта словоупотребления в мышлении и обобщении слова могут связываться между собою с большей или меньшей вероятностью. Они усваиваются нами в опыте говорения и влияют на ход мысли. Психологи, исследовавшие методом свободных ассоциаций соотношение слов между собой, нашли, что одно слово или понятие имеет различную вероятность быть в сочетании с другим словом.

Существительные и прилагательные связываются в соответствии с частотой встречаемости вещи и ее признака. Поэтому снег вероятнее всего – белый, хотя в городах он – серый. Если вы стоите на середине чистого поля, то вероятность того, что вам на голову упадет кирпич, мала настолько, что такой ход мысли для нормального человека невозможен. Иное – рядом с домом, на крыше которого что-то происходит. Эта вероятность становится уже реальной. При шизофрении нарушается механизм вероятностного прогнозирования и больной может вовсе не улавливать различий вероятностей разных слов и их значений.

Слова связываются в определенные соотношения и в результате образуются бытовые суждения, которые сильно влияют на поведение, делая осознание мира более конкретным и действенным, моделируя реальность. Но это может вводить и в заблуждение.

Научные понятия, в отличие от житейских, развиваются сознательно, по определенным правилам и методам, относительно которых существует согласие между учеными. Существуют правила определения вероятностей появления в умственном поле конкретных понятий; это позволяет употреблять слова всегда в определенном и согласованном смысле. Если в обыденном мышлении вероятности соотнесения слова с событием оцениваются с помощью таких слов, как «часто», «редко», «никогда» или «всегда», то в науке существуют правила исчисления вероятностей и процедуры, на основе которых любое суждение высказывается с указанием вероятности того, что оно может оказаться ложным. Если вероятность ошибки мала, то суждение считается верным с определенным условием значимости. Принято считать верным суждение, если оно может оказаться ложным в одном случае из ста или в пяти случаях из ста. Каждая наука имеет свои уровни значимости принятия решения.

Если в житейском мышлении вероятность воспринимается непосредственно, то в науке она моделируется с помощью теории, эксперимента и других приемов описания реальности. Это предполагает точное определение понятия, строгую классификацию, единое словоупотребление. Научные понятия закрепляются в словах, которые выступают уже как термины, с помощью которых моделируются логические отношения реальности.
Слова обладают смыслами, которые зависят от того, какое поведение они вызывают в этом человеке, а также от того, какие его потребности удовлетворяются в связи с объектами или ситуациями, обозначаемыми определенным словом. Смысл непостоянен. Дождь летом и зимой для человека имеет разный смысл. Такое непостоянство затруднило бы общение. Поэтому человек постепенно изобрел способы поддержания устойчивости слова.

Кроме смысла, слово еще имеет и значение, то есть те смыслы, которые одинаковы для разных людей. Тот общий смысл, который вкладывается в слово людьми, говорящими на этом языке, образует его значение. Философ Л. Витгенштейн сформулировал этот принцип точно: «значение слова есть его употребление» [3, 97].

Только благодаря наличию значения, слова пригодны к всеобщему употреблению и становятся средством коммуникации. Значение слова «стол» понятно для каждого именно по тому, как употребляется людьми предмет, обозначаемый этим словом. Реакция же конкретного человека в определенной ситуации на слово и предмет определяет его смысл. Слово «лимон» в зависимости от ситуации может вызывать различные поведения, например, как пищевой объект – слюноотделение, а как натюрморт – представление о цвете и красоте, а в магазине как предмет продажи. Человек в состоянии изжоги на слово «лимон» может реагировать ощущением жжения в желудке. Следовательно, некоторые слова, связанные с эмоциями, могут управлять соматическими реакциями человека, подавляют или вызывают определенные соматические реакции.

Смысл высказывания проявляется в поведении, которое или происходит, или подразумевается, или планируется.
Слова в определенных ситуациях стимулируют ориентировочное поведение. Слово «бешеная собака», которым обозначается быстро приближающееся к вам животное, будет создавать ориентировку, направленную на поиск дерева, на который вы в страхе можете взобраться, а слово «пожар», произнесенное достаточно громко в метро, может вызвать панику.

Любое слово имеет свое смысловое поле, которое обнаруживается в виде многообразия тех реакций, которые возникают при словоупотреблении или восприятии слова. Слово «лимон» может вызывать активность слюнных желез, но оно может вызвать боль в желудке у язвенника. Если принять, что слова выступают в качестве некоторых программ поведения, которые вызываются словом, то многое становится понятным и относительно методов исследования умственного поведения.

Метод свободных ассоциаций, когда испытуемый на называемое экспериментатором слово должен назвать свое, первое, пришедшее ему на ум, образует некоторое многообразие, которое именуется смысловым полем. Для каждой культуры характерны свои смысловые поля, в котором каждое слово имеет определенную вероятность вызвать в уме человека другое слово или связываться с определенными действиями.
Смыслы имеют разные уровни, логический или образный, когда образы непосредственного впечатления возникают по ассоциации смежности. Слово «осока» вызовет логическое слово «болотное растение», а по образной ассоциации «порезаться».

Если в уме произносить слова «ходить», «прыгать», «жевать», то в соответствующих мышцах может проявиться электрическая активность. Состояние мышления сопровождается телесными реакциями. Когда мы думаем о чем-либо, то можно зарегистрировать слабые вызванные потенциалы в языке, в губах, что свидетельствует о том, что мышление совершается с помощью слов, которые не произносятся вслух. Такого рода потенциалы могут возникать и во внутренних органах, и в результате оказывается, что мышление влияет на психосоматические отношения.

В случае психосоматических заболеваний смыслы слов вызывают определенные соматические реакции. Для одного язвенника слова «неудача», «крах» могут вызывать электрическую активность не только в языке и губах, но и в электрических потенциалах слизистой желудка или поджелудочной железы, а для другого тот же эффект окажут слова «обидно» или «стыдно». Значит, в семантическое поле этих людей включены и соматические реакции, которые должен распознать опытный современный педагог и психолог. Это даст новые основания для понимания источника заболевания и определит и соответствующие приемы и методы коррекционной работы.

Слово является способом существования понятия, посредством которого мысль вовлекается в многообразные связи и отношения. Если бы мы не владели словом и речью, то наши впечатления оставались бы неоформленными.
Реальное употребление слова в определенной ситуации всегда предполагает выбор одного значения из многих, которые образуют смысл слова. Прилагательное «холодный» может означать погоду или характер человеческих отношений: «их отношения стали холодные». Прямой смысл этого слова не требует от человека особого умения, а второй – переносный, требует. Шизофреник может не понять переносного значения, так как в комнате, где происходило общение, было тепло, а не холодно.

Слово может облегчать выбор и принятие решения. Прилагательное «холодно» применительно к намерению выйти из дома, побуждает выбор соответствующей одежды. «Холодный прием» может быть основанием отказа от общения с человеком, который оказал этот холодный прием.

Слово может характеризовать результат действия или оценивать его в связи с конкретными ситуациями. Слово «двойка» может иметь разные смыслы для ученика или портного, или спортсмена, или пассажира на стоянке автобусов.
Чтобы выразить мысль, слова в высказывании должны быть определенным образом организованы в линейной последовательности. Сочетание нескольких слов, предназначенных для выражения мысли, именуют синтагмой.
Синтаксические приемы, организующие слова в высказывания – это флексии, порядок слов в высказывании, служебные слова. Существуют определенные правила осмысленного сочетания слов. В русском языке обычно сочетаются имя и глагол, имя и прилагательное. Например, слова «дерево» и «горение» могут выразить мысли о том, горит ли это дерево или не горит. Путем добавления слова «может» выражается мысль о том, способно это дерево к горению или не способно.
Флексии (окончания) уточняют отношения. В русской речи одинаково приемлемы высказывания вроде «мальчик кормит собаку» или «собаку кормит мальчик», так как в русском языке не обязательно, чтобы субъект стоял на первом месте высказывания. За счет флексий мы второе предложение не мыслим так, что собака кормит мальчика, как подумал бы носитель английского языка, в котором субъект должен стоять на первом месте.

Место слова в предложении придает определенный смысл высказыванию. Служебные слова (предлоги, союзы) способствуют выражению более сложных отношений.

Усвоение языка, таким образом, состоит в приобретении навыка строить высказывание с помощью языковых средств, благодаря речи мысль приобретает самостоятельность и работает в воображении.

Языки обладают различной системой грамматических кодов для выражения всех отношений. Это обнаруживается в системе падежей. Одним из главных способов выражения отношений являются падежи. В современном русском языке шесть падежей, а в алеутском только два: прямой, обозначающего действующего субъекта, и косвенный – объект действия. Более точные отношения приобретают смысл из контекста, ситуации, то есть из синпрактических внеязыковых факторов.

Слово также выступает как некоторая программа поведения или ожидания того, что произойдет. Прилагательные нам заранее сообщают о признаках вещей; когда говорят, например, «твердый», это – совсем иное, чем «мягкий», и при этом создаются иные ожидания относительно сопротивления, которое нам окажет предмет, или того, как мы его намерены использовать.

Глаголы сообщают нам о том, что будет происходить и какое поведение следует ожидать от живых и неживых объектов. Все действия настраивают нас на определенное поведение, создают соответствующую готовность.
Наречия описывают признаки действия. Эти слова, моделируя свойства, позволяют координировать поведение, согласуя его с результатом интеллектуального процесса.

Слово участвует в программировании интеллектуального акта. Слово выделяет существенный признак предмета и соотносит его с определенным умственным продуктом, с категорией. Люди, создавая слова, кодируют в них свойства мира, свои восприятия и результаты деятельности, и таким образом сохраняют свой опыт для использования каждым, кто владеет словом и речью.

Таким образом, учитывая свойства языка, можно заранее программировать в нужном для педагога направлении коррекционный процесс обучения и воспитания детей с сенсорными нарушениями.
Однако, учитывая современную российскую действительность, этот процесс может существенно усложниться, если коррекционную работу требуется проводить с детьми, у которых родным языком является не русский, а, например, тюркский. В этом случае структура мышления у педагога и у обучаемого различна. У педагога она соответствует требованиям адаптации к реалиям российской действительности, а у ученика – нет. Тогда в практику коррекционной деятельности неизбежно добавится, помимо обучению отдельным словам, и деятельность педагога по переучиванию, по изменению жизненного опыта ребенка, который был сформирован не только самими сенсорными нарушениями, но и структурой его родного языка, практикой его употребления, опыта выживания в социуме. Это необходимо понимать специалистам, работающим в области коррекционной педагогики, и выбирать соответствующие формы и методы работы, а также строить структуру педагогического процесса с учетом этих особенностей.

Литература:
1. Whorf B.L. Language, thought and reality. – Boston – N.Y., 1956.
2. Лурия А.Р. Основы нейропсихологии. – М., 1973.
3. Философские исследования // Новое в зарубежной лингвистике. – Вып. XVI. – М., 1985.
© Высшая школа саногенной коррекционной педагогики, 2018−2022г.


ООО «Белов продакшн»
ИНН 7743236249
ОГРН 5177746290915
Лицензия департамента образования города Москвы №039506